Записки в бутылке (Messages in a Bottle)

A recent conversation with a friend made me reflect on how differently war looks from the outside — and from within.
This is not a movie. And not history. It’s an endless silence where you try to hold on to yourself.

📝 Оригинальный текст записи

Несколько недель назад я разговаривал со старым знакомым.
Мы вместе учились в университете — он был настоящим маленьким гением. Сейчас он живёт в Польше, давно уехал, устроился, живёт обычной жизнью.
Он задал странный вопрос:
— А война… она похожа на кино?
Я не сразу нашёл, что ответить. Что сказать человеку, для которого война — это лишь кадры в новостях и сцены из фильмов?
Нет. Это не похоже на кино.
Или, если и похоже — то не на то, что мы привыкли видеть. Большинство военных фильмов рассказывают о Второй мировой. Другая эпоха. Другие методы. Снято по рассказам очевидцев — спустя десятилетия. Сейчас всё иначе.
Те сцены, где сотни людей бегут за танками, где в небо взмывают десятки самолётов, артиллерия стоит в ряд….
Такого больше нет.
Любая цель в воздухе — будет сбита.
Любая цель в море — уничтожена. Чем крупнее — тем проще мишень.
На суше — так же: чем больше людей, чем дороже техника — тем выше риск удара.
Это не героизм. Это математика выживания.
В кино не покажут, как тянется время вне дежурства. Не покажут, как ты просто ждёшь конца дня. Считаешь часы. Пытаешься занять руки, отвлечь голову. Убежать — не от тревоги, а от тишины внутри.
Парадоксально, но самое тяжёлое — это тишина. Не та, что вокруг — а та, которую ты сам ищешь. Чтобы не слышать ничего. Чтобы остаться наедине с собой. Иногда это единственное, что напоминает: ты ещё жив. Что у тебя есть своё пространство — пусть даже только внутри. Это попытка вырваться, хоть на миг, из общей несправедливости.
Пока одни живут привычно, отдыхают, строят планы — другие загнаны в замкнутый круг.
И неважно, пришёл ты сам или тебя вытащили насильно — выбора больше нет.
Здесь не бегают толпами. Здесь прячутся.
От вражеских глаз. От дронов. От тепла собственного тела.
Один из моих любимых фильмов — Перл Харбор. Красивая картинка: драматургия, история. И мощный патриотический посыл — настолько яркий, что стирает грань между правдой и вымыслом.Когда всё только началось — у меня тоже был подъём.
Казалось, всё просто: есть враг, есть дом, который нужно защитить.
Чёрное и белое.
Я знаю: враг не только внешний. Другой — внутри.
Те, кто раньше искал дипломатии, исчезли. Их заменили те, кто легко жертвует чужим, но никогда — своим. А патриотизм остался только в лозунгах и заголовках СМИ
Реальность — другая. Даже здесь, на передовой, всплывают конфликты из за языка, что усиливает моральное давление.
И это тоже часть войны.
Та часть, которую кино никогда не покажет.
И всё же... самое страшное — это не взрывы. Самое страшное — это тишина.
Когда она ложится на плечи — как груз. Когда её не нарушают даже голоса.
В такие моменты кажется, что весь мир перестал дышать, затаился, и ты один, живой, среди пустоты.

A few weeks ago, I spoke with an old acquaintance.
We studied together at university — he was a real little genius.
Now he lives in Poland. He left a long time ago, seems to be doing well, living a normal life.
He asked me a strange question:
— Does any of this feel like the war we see in movies?
I didn’t know what to say right away. What can you tell someone for whom war is just something on the news or a scene on a screen?
No. It doesn’t feel like a movie. Or if it does, it’s not the kind we’re used to seeing. Most war films are about World War II — a different time, a different kind of war. Even those were based on someone's memories, filmed decades after the fact.
Now? Everything is different.
Those scenes — hundreds of men charging behind tanks, dozens of planes soaring into the sky, the heroic charge — they’re gone. Today, any target in the air is destroyed instantly.
At sea, the larger the vessel, the easier the kill. On land, the same: a crowd, a column of vehicles — it means an incoming strike.
This isn’t the cinema’s war. It’s the mathematics of survival. Movies don’t show the hours dragging by when you're off duty. They don’t show you sitting there, just waiting for the day to end. Trying to keep your hands and mind busy so you don’t hear the silence inside.
And the hardest thing isn’t the explosions. It’s the silence. Not the one around you — the one you go looking for.A silence that blocks everything out.
Just to be alone with yourself.
Sometimes, that’s the only thing that reminds you you’re still alive. That you still have personal space — even if it only exists inside your head.
It’s a way to break out, just for a moment, from the crushing sense of injustice. While some people continue to live normally, take vacations, plan futures — others are trapped. And it no longer matters whether they came here by choice or were caught and thrown in by force. There’s no difference anymore.
This war is no longer fought in lines. No one charges forward — they hide. Hide from drones, from watching eyes, from their own body heat. One of my favorite films has always been Pearl Harbor. It’s beautiful. Brilliant editing, a powerful story, historical scale.
And a patriotic message so strong, it blurs the line between reality and fiction.
When it all began — I felt that same rise of patriotism. It seemed so simple: there’s an enemy, there’s home — and you protect it. Black and white. Now I understand: the enemy isn’t just out there. There’s one inside, too.
Those who once sought diplomacy to save lives are gone. They’ve been replaced by people willing to sacrifice anything — except themselves. And patriotism? It lives only in headlines now.
Reality is different. Even here, on the front line, you hear arguments:
language, trust, politics, corruption. People who play into the enemy’s hand by stirring up old divisions.
And that’s part of the truth too — the part cinema will never show. Sometimes, when it finally gets quiet, you realize:
War isn’t noise.It’s silence.Too long.Too heavy.
I know: the enemy is not only outside.
There’s another one — within.
Those who once sought diplomacy have vanished.
They’ve been replaced by those who easily sacrifice others, but never themselves.
And patriotism? It now lives only in slogans and media headlines.

And yet…
The most frightening thing isn’t the explosions.
The most frightening thing is the silence.

When it settles on your shoulders like a weight. When even voices don’t break it. In those moments, it feels as if the whole world has stopped breathing —fallen still .
You’re the only one left alive in the emptiness.

📝 Оригинальный текст записи

Вчерашнее утро началось с неожиданной встречи — она и стала основным сюжетом этого дня.

Утро было свежим и ветреным. Я спешил к привычной точке, где обычно беру кофе и встречаюсь с городом в момент его пробуждения. В наушниках тихо искал трек, подходящий для начала дня, когда вдруг меня окликнули. Интуитивно почувствовал это — за последние месяцы я стал избегать подобных обращений от незнакомцев: сам едва держусь, и любое общение, начинающееся с просьбы, как правило, забирает последние силы.

Парень в военной форме. Первое, что мелькнуло в голове — ТЦК, впервые за три года. Но это был не военком. Простой старший сержант, немного полноватый, с усталым лицом. Его форма — чистая, но давно поношенная. По шевронам я сразу понял, из какой он бригады. Попросил сигарету. Узнав во мне «своего», заговорил о возможном переводе. Сказал, что его вывели «поза штат» — а это значит, что ты вроде бы в армии, но зарплаты нет, прав почти никаких, и путь в будущее закрыт. Таких, как он, я встречал немало.

Я угостил его, но помочь с переводом не могу — сам нахожусь в подвешенном состоянии. Его слова: «Узнал тебя по глазам. Пустые с самого утра». Похоже, это уже один из наших негласных знаков отличия.

Такие встречи выжигают. Смена была долгой, трудной, почти вымученной.
И всё сильнее ощущается пропасть: между мной и теми, кто живёт обычной жизнью — здесь, или за границей. Между мной и теми, кто остаётся в армии добровольно, делает карьеру, превращает это в систему. Для кого-то — это заработок, способ двигаться вверх. Для меня — это рабство. Без цели.

У меня были мечты: семья, дом для родителей, помочь с машиной… Всё это могло бы стать реальностью — если бы не эти три года. Моё главное достижение за всё это время — остаться в живых. Не физически, а по-настоящему.
Время — самый ценный ресурс. Его нельзя накопить или вернуть. И я отдал своё добровольно. И почти никого не волнует, какой ценой.

Из истории не могу забыть один факт: Украина продавала Пакистану более 300 танков. А Индия, в свою очередь, закупала технику у тех, кого вы и так знаете. Это не случайность. Всё, что начинается сейчас — тоже не случайно.

Новости пролистываю бегло. Если в них нет ничего о мире — не трачу время. Развязки пока не чувствую. Лишь всё больший разрыв — между людьми, между смыслами. Нам показывают договоры, обсуждают бумаги, но ни в одном из текстов нет слова о прекращении войны. И только шум — громкий, на фоне тишины.

Этот вихрь: вражеские удары, политический абсурд и ожидание перемен — всё это снова привело меня к старой, доброй песне. О сумасшедшем мире.

Я не знаю, сколько ещё выдержит моё внутреннее "я", но я всё ещё здесь. В каждом ветре, что касается лица, в каждом взгляде с пустыми глазами я вижу тех, кто тоже остался.
Значит, и я проснусь. Когда-нибудь — по-настоящему.

Note translated in assistance with AI.
Yesterday morning began with an unexpected encounter — it became the central storyline of the day.

The air was crisp and windy. I hurried to my usual spot, where I pick up coffee and watch the city come alive with me. With my headphones on, I was searching for the right track to start the day, when someone called out to me. I felt it instantly — lately, I’ve been avoiding strangers, especially when conversations begin with a request. I don’t have much left to give.

A guy in uniform. My first thought — it’s the military office, after three years, finally. But no. Just a regular staff sergeant — heavyset, tired eyes. His uniform was washed, clean, but well-worn. From his patches, I knew exactly what brigade he was from. He asked for a couple of cigarettes. Then, recognizing me as a fellow soldier, he started talking about trying to get transferred. He’d been marked “off staff” — which means you’re still technically in the army, but with no salary and no real rights. I’ve met many stuck in that limbo.

Of course I shared what I had, but I couldn’t help him with the transfer — I myself am between heaven and earth, literally and figuratively.
He said he recognized me by my eyes. "Empty, even in the morning," he noted. That’s something many of us carry now — a silent marker of what we've seen.

Encounters like that drain you. That shift was long, tense, and heavy.

And the gap keeps growing — between me and those living a “normal” life, whether here or abroad. Between me and those who stay in the army by choice, building careers, earning money. For some, it’s a system. For me — it’s captivity. A life without direction.

I had dreams: a family, a home for my parents, replacing their car… All of that might have been possible — if not for these past three years.
My biggest achievement? Staying alive. Truly alive.
Time is the most valuable thing — and it can’t be earned back. I gave mine willingly. And no one seems to care.

One fact from history still sticks with me: Ukraine once sold over 300 tanks to Pakistan. India, in turn, bought scrap metal from — well, you know who. That wasn't random. Neither is what’s unfolding now.

I skim the news these days. If there’s no mention of peace, I don’t even bother. I don’t sense any resolution. Just a deepening divide.
They talk about deals, agreements — but none of them mention ending the war. All noise, and no substance.

It all led me back to that old, familiar song — Mad World.

I don’t know how much more my inner self can carry — but I’m still here. I see it in the wind brushing my face, in the eyes of others who carry the same weight.
And even if the world feels cracked and worn, the morning still comes. The city still wakes — slowly, through the cold, through the wind.

So maybe, someday — I will too.

📝 Оригинальный текст записи

Вчера мне повезло увидеть закатное небо. После тяжёлого дня я спешил к своему месту покоя — туда, где хотелось встретить вечер в тишине. Небо над бульваром окрасилось в нежно-фиолетовые тона, а облака, смягчённые недавним весенним дождём, будто растворялись в лёгком свете, даря редкую возможность любоваться ими без вражеской авиацией.

В памяти всплывает название таких небес — «Калифорнийское небо». Мне не удалось запечатлеть этот момент на фото, но я буквально вцепился взглядом в ускользающие облака, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить ни единой секунды этой красоты.

Музыка вновь стала моим лекарством. Та самая музыка, что возвращает в беззаботные времена юности. Тогда в сердце откликались песни, ставшие сегодня классикой: My Immortal, Numb, Frozen... В те годы меня тянуло к альтернативному року и глубоким инструменnfkrfv, а каверы были ещё редкостью.

Прошло много времени. Сейчас всё сложнее найти что-то настолько же живое и искреннее. Лишь в первые годы войны звучали песни, в которых горела борьба — те, что пели все украинцы, совершая невозможное.

Сегодня, шума новостей. Нас уговаривают верить в скорый мир — на мой взгляд, лишь чтобы удержать тех, кто ещё не сбежал из этого театра абсурда. Если бы всё решалось искренними желаниями, война закончилась бы давно. Но цели куда глубже, чем то, что лежит на поверхности.

В мире назревают новые конфликты. Между Пакистаном и Индией снова разгорается давний тлеющий огонь. После долгого затишья эпоха войн возвращается.

Каждый день в Instagram появляются кадры из Сектора Газы — их выкладывают волонтёры из Турции, с которыми я познакомился в первые месяцы войны. Тогда они помогали здесь, на нашей земле. Теперь они полностью ушли на Ближний Восток. Их съёмки пугают: разрушенные дома, крики, кровь — всё это так же ужасно, как и наши ночи после ракетных и дроновых атак. С той лишь разницей, что у них это не вспышки, а постоянная реальность, где мирных жителей не щадит никто.

Сегодня утром ко мне в квартиру стучались голуби. Может быть, это вестники мира, уставшие от крови и разрушений?

Здесь, в своих записях, я иногда читаю дневники других людей, особенно иностранцев — их живую речь, их чувства. Это словно возвращает меня к нормальной жизни, даёт почувствовать, что мир всё ещё дышит.
Пока мне трудно оставлять комментарии или переводить свои мысли на английский язык, хотя очень хотелось бы. В будущем я мечтаю начать писать сразу на двух языках — чтобы быть ближе к людям по всему миру.

В такие минуты особенно остро хочется одного — видеть больше закатов, находить новую музыку, чтобы набирать силы. Жить.

Note transated in assistance with AI.
Yesterday, I caught a rare sunset. After a hard day, I rushed to my quiet spot — needing to end the evening in peace. The sky above the boulevard turned soft violet. The clouds, softened by recent spring rain, dissolved into the fading light — a rare moment of beauty, undisturbed by hostile aircraft.

I remembered a name for skies like this — California Sky. I couldn’t capture it on camera, but I locked my gaze on those fleeting clouds, afraid to blink and miss a second.

Music became my medicine again. The kind that returns me to the carefree days of youth. Songs that echo in the heart — My Immortal, Numb, Frozen...
Back then, I craved alt-rock and deep instrumentals. Covers were rare.

Time passed. Now it’s harder to find music that feels as raw and real.
Only in the early war years did songs blaze with fire — songs Ukrainians sang while doing the impossible.

Today, noise dominates the news.
They try to make us believe peace is near — I think, only to keep people from fleeing this theater of absurdity.
If war could end by pure desire — it would’ve ended already.
But the goals lie far deeper than they show.

New conflicts are brewing. Pakistan and India’s old flame is reigniting.
After a long lull, the age of wars is back.

Every day on Instagram I see images from Gaza — posted by Turkish volunteers I met in the first months of the war.
Back then, they helped here.
Now they’re fully on the ground in the Middle East.
Their footage terrifies: destroyed homes, screams, blood — just as horrific as our nights after attacks.
Except there, it’s constant.

This morning, doves knocked on my window.
Maybe messengers of peace — tired of blood and rubble?

In these posts, I read others’ journals — especially foreigners.
Their raw voice, their feelings — remind me the world still breathes.
It’s still hard for me to comment or translate my thoughts into English, though I wish I could.
Someday, I hope to write in two languages — to be closer to people around the world.

In moments like this, I just want one thing:
to see more sunsets.
To discover new music.
To rebuild my strength.
To live.