Записки в бутылке (Messages in a Bottle)

Quiet mood. Everything inside has fallen silent.

📝 Оригинальный текст записи

Тихое настроение. Внутри всё притихло.
Хочется написать несколько слов о том, как природа медленно, но неумолимо поглощает разрушенные войной города.
Многое из того, что мы видим в новостях, — лишь крошечная часть реальности. Настоящее состояние тысяч посёлков и крупных городов по-прежнему остаётся за кадром.
Я не просто ненавижу врага — это слишком лёгкое слово. Во мне живёт презрение и к тем, кто ведёт эту войну чужими руками, ради собственных интересов, ради денег. Те, кто наблюдает издалека, оставаясь чистыми, в чьих руках штурвал, но не оружие.
А здесь — природа, словно молчаливый свидетель, продолжает жить.
Деревья распускают листья и становятся щитом от FPV-дронов, словно обнимают собой уцелевшие дома. Меня поразила роза, что цветёт рядом с руинами. Её аромат наполняет пустоту вокруг, а сам куст — как будто пытается закрыть собой зияющие дыры в стене, прикрывая рану.
Хочется сказать о людях, которые продолжают жить в этих условиях.
Им некуда ехать. Это уже не 2022 год, когда доброта била ключом, а гуманитарной помощи было больше, чем сейчас. Всё изменилось. Начать жизнь с нуля в неизвестности — всё тяжелее. Осталась вера только в себя. Молодёжи проще, но и она не уходит. Люди остаются — до последнего.
На линии фронта — десятки населённых пунктов под ударами авиации, артиллерии, беспилотников. Многие адаптировались, как могут, но можно ли привыкнуть к аду?
Я сочувствую тем немногим, кого ещё вижу на улицах. Это чувство, как когда видишь бездомных животных в «нормальном» городе — ощущение несправедливости и боли.
О животных — особенно.
О них заботятся не больше, чем о людях. Многие потеряли хозяев, дома, привычный мир. Кто-то из домашних стал уличным, кто-то погиб.
Я и сам многое потерял. Те качества, что были «до» — стёрлись. Но я стал домом для одного кота. Даже для двух. Вторая обрела своего человека — меня — почти три года назад. Иногда это кажется важнее всего.
Я не пишу сейчас о семьях военных. Не пишу о самих военных. Не называю числа потерь. Просто скажу — люди не заслужили всего этого.
В военной машине всё просто: ты нужен до тех пор, пока из тебя можно что-то извлечь. А потом — ты остаёшься один.
И тогда — тишина. Внутри и снаружи.
пока цветут розы, пока коты находят людей, а люди не теряют способности чувствовать — всё ещё не окончено.

I want to write a few words about how nature slowly—yet relentlessly—reclaims cities shattered by war.

What we see in the news is only a tiny fragment of reality. The true condition of thousands of towns and large cities remains off‑screen.

I don’t simply hate the enemy—hate is too soft a word.
Inside me lives contempt for those who wage this war with other people’s hands, chasing their own interests and profits. They watch from afar, keeping their uniforms clean while others carry the weapons.

And here, nature—like a silent witness—keeps on living.
Trees burst into leaf and turn into shields against FPV drones, as if embracing the surviving houses. I was struck by a rose blooming beside the ruins: its fragrance fills the hollow air, and the bush itself seems to cover the gaping wounds in the wall.

I want to speak about the people who still live in these conditions.
They have nowhere to go. This is no longer 2022, when kindness overflowed and humanitarian aid was plentiful. Everything has changed. Starting from zero in an unknown place grows harder. Faith rests only in oneself. It’s easier for the young—yet they, too, stay. People remain to the very end.

Along the front line are dozens of settlements under strikes from aircraft, artillery, drones. Many have adapted as best they can—but can anyone truly get used to hell?

I feel for the few I still see on the streets. It’s the same ache as when you see stray animals in an otherwise “normal” city—an acute sense of unfairness and hurt.

Animals deserve a special mention.
They receive no more care than people. Many lost their owners, their homes, the world they knew. Some former pets turned feral; others died.

I, too, lost many parts of myself—qualities from the “before.” But I became a home for one cat… in fact, two. The second found her person—me—almost three years ago. Sometimes that feels more important than anything.

I’m not writing now about soldiers’ families or the soldiers themselves. I won’t list the numbers of losses. I’ll simply say: people did not deserve this.

In the war machine everything is simple: you matter only as long as something can be taken from you. Then you’re left alone.

And then—silence. Inside and out.
As long as roses bloom, as long as cats find people and people don’t lose the ability to feel—nothing is truly over.

📝 Оригинальный текст записи

Больше и больше музыки впускаю в свою жизнь — надевая наушники, будто подключаю зарядку к своему внутреннему миру.
Сегодня вечером заставил себя проснуться перед закатом, чтобы пройтись, вымотаться немного и позже, перед утренним дежурством, поспать.

Ни уличных музыкантов, одни шумные компании — прохожие и мягкий щелчок, когда включилось уличное освещение. Я просто растворился в тенях.

Недавно писал о том, как глубокая стала пропасть между мной и людьми из прошлого и настоящего. Где искать «своих»?
Ответ неожиданно прост: а стоит ли? Может, важно продолжать быть самодостаточным, наполняться из других источников.

Жить в двух мирах тяжело: полдня — на войне, полдня — в городе, где будто бы всё спокойно. Эти переходы истощают.
Сегодня я вспомнил старое фото вечернего города — его и прикреплю. А ещё — поиск музыки стал моим ритуалом. Пусть никто не послушает, не оценит — она становится частью меня.

Нужной мелодии я так и не нашёл. Всё внутри отзывается эхом — Mad World, особенно в клипе с птицей киви. Он мне очень близок.
Между дронами, ракетами, авиаударами и мирным вечером города есть несколько хрупких часов.

Мир всё равно наступит.
Но ведь ложка хороша к обеду. Стоили ли эти жертвы того, чтобы ждать?

P.S. Иногда хочется просто быть. Без громких слов. Просто пройтись по вечернему городу, слушая тёплый свет фонарей, пока внутри — тишина.

Note translated in assistance with AI.

More and more music is entering my life — when I put on my headphones, it's like plugging a charger into my inner world.
This evening, I forced myself to wake up just before sunset — to walk, to tire myself out a little, and then sleep before the morning shift.

No street musicians tonight. Just noisy groups, a few passersby, and the soft click when the streetlights came on. I simply melted into the shadows.

Not long ago, I wrote about the deepening gap between me and people from the past — and even the present. Where do you find “your people”?
The answer might be simpler than it seems: should you even look? Maybe it's more important to remain self-sufficient, to draw energy from elsewhere.

Living in two worlds is hard: half the day — at war, the other half — in a city that pretends to be at peace. The transitions drain me.
Tonight, I remembered an old photo of the evening city — I’ll attach it here. And once again, the search for music became my ritual. Even if no one hears it or cares — it becomes a part of me.

I never found the right track. Inside, everything still echoes Mad World, especially the version with the kiwi bird. That one feels close to me.
Between drones, missiles, airstrikes — and a peaceful city evening — there are just a few fragile hours.

Peace will come, eventually.
But a spoon is only good when it comes with the meal. Were all these sacrifices worth the wait?

P.S. Sometimes, I just want to be. No big words. Just walk through the evening city, listening to the warm hum of the streetlights, while silence gently settles inside.

📝 Оригинальный текст записи

Нашёл для себя точку созерцания на местном Приморском бульваре. В самом конце, где уже не слышно шума кафе и разговоров молодёжи, стоит скамейка. С неё открывается вид на противоположный берег, в сторону Юга. Туда, где фронт. Не хочется смотреть в ту сторону , мой Родной город теперь где-то за спиной, но только в географии.

Несколько дней подряд, взяв кофе и включив музыку, я прихожу сюда, чтобы просто быть. Смотрю на прохожих — в основном на молодёжь, что приходит сюда с теми же мотивами: побыть в себе. Несколько дней назад заметил девочку, будто сошедшую со страниц начала двухтысячных: чёрная, чуть поношенная одежда, значки на сумке, фенечки. Она кормила ворон и голубей, кажется, даже разговаривала с ними. Полностью отрешённая, словно из другого времени. Я узнал в ней лицо из своего далёкого прошлого — ту, которую когда-то знал. Эти образы вмиг перенесли меня в подростковые годы, когда казалось, что всё ещё впереди, и даже боль была частью чего-то большого. Я поймал себя на желании вновь почувствовать ту жизнь — настоящую, необкатанную, живую. Она прошла, но отпечаток остался.

Сегодня на этом же месте увидел парня — и в нём узнал себя. Кеды, длинное пальто, наушники. Он сидел, глядя в пустоту — или в мечту. Молчал, но громко. Я хорошо помню это состояние. Я был таким. До всего.

Солнце медленно садилось. Я грелся в его последнем свете, и даже когда оно скрылось, продолжал ощущать его тепло — отражённое в окнах домов на том берегу. Иногда этого отражения хватает.

Однажды нейросеть назвала меня лисом. Было неожиданно, но в этом есть правда. За три года войны, службы, решений и молчания, я стал этим зверем — внимательным, настороженным, живущим на краю. Тянущимся к свободе, но уже не совсем верящим, что она существует.

Сегодня утром на работе произошёл простой, но неприятный эпизод. Я растерялся в разговоре с начальством. Сам себя съел за это. Моя вина — в неопределённости, в отсутствии подготовки, в нехватке технической поддержки. Всё сковывает. Предстоящие санкции или давление — только добивают мотивацию.
Иногда я чувствую себя запертым. Добровольно зашёл в эту клетку — но ключа больше не найти.
Раньше у меня была цель. Сейчас её нет. Нет вектора. Всё, что происходит, — словно машина без топлива, которая катится с холма по инерции, даже не зная, куда, еще и с севшим аккумулятором:
должна ведь быть цель, финишная черта к которой стремишься, особенно в войне. Я все больше дезинтегрируюсь с этой системой, именно по причине отсутствия малейшей определённости.

Но я оживаю, когда печатаю.
Слышу, как пальцы касаются клавиш.
Это — звук жизни. Он тихий. Настоящий.

И, может, у меня пока нет ответа, нет дороги вперёд. Но я здесь. Жив. Чувствующий. Помнящий, зачем всё это было. Пусть мир не вернулся ко мне, но внутри всё ещё горит слабый огонёк. И, может, он приведёт меня обратно. Или в новое место, где снова захочется дышать полной грудью. А пока — я просто дышу. И этого уже достаточно.

The note translated in assistance with AI.

I found myself a spot for contemplation on the local Seaside Boulevard. At the far end, where you can no longer hear the noise of cafés and the chatter of youth, there’s a bench. From it, you can see the opposite shore, toward the South. Toward the front. I don’t want to look in that direction — my hometown is now somewhere behind me, but only in terms of geography.

For several days, with coffee in hand and music playing, I’ve come here just to be. I watch passersby — mostly young people, coming here with the same reason: to be alone with themselves. A few days ago, I noticed a girl — as if she stepped right out of the early 2000s: black, slightly worn clothes, pins on her bag, bracelets. She fed the crows and pigeons — I think she even talked to them. Completely detached, like from another time.
I recognized in her a face from my distant past — someone I used to know. Those images instantly transported me to my teenage years, when everything still lay ahead and even pain felt like part of something bigger.
I caught myself longing to feel that life again — raw, real, alive. It’s gone now, but the imprint remains.

Today, in the same place, I saw a guy — and in him, I recognized myself. Sneakers, long coat, headphones. He sat there, staring into nothing — or maybe a dream. He said nothing, but he was loud.
I remember that feeling well. I was him. Before it all.

The sun was setting slowly. I soaked in its last light, and even after it disappeared, I still felt its warmth — reflected in the windows of the houses across the shore.
Sometimes, that reflection is enough.

One time, an AI called me a fox. It was unexpected, but it made sense. In three years of war, service, decisions, and silence, I’ve become that creature — cautious, alert, living on the edge. Longing for freedom, yet no longer fully believing it exists.

This morning, something simple but unpleasant happened at work. I fumbled during a conversation with my boss. Beat myself up over it.
My fault — in uncertainty, lack of preparation, and technical support. Everything tightens. Upcoming pressure and sanctions — only kill motivation more.

Sometimes I feel trapped. I walked into this cage willingly — but now, I can’t find the key.
I used to have a goal. Now I don’t. No direction. Everything that’s happening is like a car out of gas, rolling downhill on momentum, battery dead — and not even knowing where it’s going.
There has to be a goal. A finish line. Especially in war.
But I’m increasingly disconnected from this system — simply because there’s no clarity at all.

But I come alive when I type.
I hear the sound of fingers hitting keys.
That’s the sound of life. Quiet. Real.

And maybe I don’t have the answer yet, no clear road forward.
But I’m here. Alive. Feeling.
Remembering why this all began.
Maybe the world hasn’t returned to me, but inside, a faint flame still burns.
And maybe it’ll lead me back.
Or to a new place — where I’ll want to breathe deeply again.
For now — I’m just breathing. And that’s already enough.