Записки в бутылке (Messages in a Bottle)

Sometimes a simple street conversation opens up a whole universe inside a person. We live in a reality where silence is a luxury, and just having the chance to speak can be a form of therapy. This evening was meant to be a quick reset — a cold coffee, a few minutes to breathe — but it turned into something much deeper.

Иногда один случайный разговор на улице открывает в человеке целую вселенную. Мы живём в реальности, где тишина — это роскошь, а простая возможность выговориться может стать терапией. Этот вечер должен был быть короткой передышкой, но превратился в нечто большее.

📝 Оригинальный текст записи

Вечером выбрался перевести дух. Просто захотелось глотка холодного кофе и короткой перезагрузки — хоть на несколько минут. В прямом смысле — враг сегодня с ожесточением атакует дронами. Сетки кое-как спасают, но сколько их нужно, чтобы защитить хотя бы часть улиц? Этот вопрос висел в воздухе, как и напряжение.
Я пришёл в кафе за полчаса до закрытия. Не планировал задерживаться — заказал кофе в пластиковом стакане и присел за уличный столик. Пустынно. Машины проносились редко, где-то вдали слышалась работа ПВО, отголоски перехвата — будто всё происходящее здесь лишь затишье между ударами. Я надел наушники и попытался погрузиться в свой внутренний мир.
Вдруг меня окликнул мужчина, кативший велосипед. Попросил сигарету. Не задавая вопросов, я протянул ему несколько, но он взял только одну. Быстро прикурил и начал говорить — откуда едет, чем занимается. На вид ему было за шестьдесят, что позже он сам подтвердил. Спортивная футболка, рюкзак с теннисными ракетками. Лёгкий контраст с тёмной городской реальностью — как будто только что из какого-то другого, более мирного мира.
Он рассказал, что ехал с работы. Клиентов не было — решил потренироваться в теннис, под деревьями, в относительной безопасности. Основная его профессия — массажист, мануальщик, хотя на деле — десятки профессий за плечами. После первой сигареты он попросил присесть за мой столик. Я не видел причин отказывать — да и времени оставалось немного.
Он быстро подметил: «Ты, наверное, военный?» — и перешёл к рассказу, как помогал людям справляться с болью после ношения бронежилета. Он говорил без остановки, словно боялся замолчать. Перескакивал с темы на тему, но суть была ясна — он не хотел домой. Его квартира — в районе, куда регулярно прилетает артиллерия. Он устал. Просто устал от всего этого.
Я обмолвился, что сейчас не могу заниматься спиной, хотя проблемы есть. Он тут же начал давать советы, расписывать упражнения, техники. Я и так знал их, в прошлом уже приводил организм в порядок, но слушал — потому что он нуждался в этом разговоре.
На третьей сигарете он начал говорить об оккупации. Он местный и видел всё: как российские ублюдки похищали людей, требовали выкупы, пытали, грабили — полностью лишали людей прав, превращая жизнь в кошмар. Чтобы выжить, он устроился инженером в коммунальную службу, занимался водопроводом — это дало хоть какую-то защиту. Оккупанты меньше трогали рабочих. После освобождения стало легче, но, как он говорил, «по-своему тяжело».
Он говорил и говорил — о методиках, которые изучал, о мастер-классах, на которых был, о людях, которым помог встать на ноги. Ему было интересно, откуда я знаю столь многое о восстановлении позвоночника — и это удивляло его. Время пролетело незаметно. Кафе уже собирались закрывать. Я не запомнил его имени, он старался говорить по-украински. Всё, что связано с врагом, вызывало у него открытую ненависть. Я рад, что выслушал его. Возможно, хоть немного облегчения он почувствовал. Пусть на несколько часов.
Возвращаясь обратно, я заметил: на свежеустановленной сетке уже висел сбитый дрон. Циничная месть за репутационные потери, которые понёс враг в последние дни. Именно репутационные — потому что на ход войны это, увы, не влияет. Наступление продолжается — сухопутное, при поддержке тактической авиации. Как и продолжается террор мирного населения.
О договорённостях можно забыть. С утра артиллерия разбила подстанцию неподалёку — кто-то играет в политику, а простые люди продолжают страдать. Не говоря уже о ракетном ударе по центру Сум с кассетной боевой частью.
Сейчас хочется одного — тишины. Информационного покоя. Всё и так ясно: враг будет наносить удары возмездия. А пока, возможно, хотя бы одному человеку стало чуть легче — просто потому что я его выслушал. Дал ему выговорить.

Note translated in assistance with AI.

I stepped out in the evening to catch my breath. Just wanted a cold coffee and a short reboot — even if just for a few minutes. Quite literally, the enemy was aggressively sending drones today. The mesh netting helps somewhat, but how many do we need to protect even part of a street? That question hung in the air, along with the ever-present tension.

I arrived at a cafe half an hour before closing. No plans to stay long — I ordered my coffee in a plastic cup and sat at an outdoor table. The street was quiet. Occasionally a car rushed by. From a distance, you could hear air defense systems — intercepts echoing faintly. It all felt like a lull between hits. I put on my headphones and tried to retreat into my inner world.

Suddenly, a man with a bicycle called out to me, asking for a cigarette. Without hesitation, I offered him a few; he only took one, lit it immediately, and began talking — where he was coming from, what he did. He looked about sixty, which he later confirmed. Sports shirt, a backpack with tennis rackets — a striking contrast to the tense urban backdrop, like he stepped out of a more peaceful world.

He said he was coming from work. There were no clients, so he decided to practice tennis under some trees — relatively safe. His main job is massage therapy and spinal manipulation, though he'd worked a dozen other jobs too. After the first cigarette, he asked to sit at my table. I had no reason to refuse — I also knew I didn’t have much time left.

He quickly observed, “You're military, aren't you?” and launched into stories of how he used to help soldiers recover from pain caused by body armor. He spoke without pause, like he was afraid of silence. Jumping from topic to topic, but the core was clear: he didn’t want to go home. His apartment is in a neighborhood under frequent artillery fire. He’s tired. Just tired of it all.

I mentioned my own back issues and how I can’t train right now. He immediately started giving me advice, techniques, step-by-step breakdowns. I already knew much of it — I’d worked on my health before — but I listened. He needed this conversation more than I needed quiet.

By the third cigarette, he began talking about the occupation. He’s local. He saw it all: how Russian bastards kidnapped people, extorted ransoms, tortured, looted — stripped people of rights, dignity, and hope. To survive, he got a job as a utilities engineer — working on water pipes — a role that gave him some protection. Occupiers bothered workers less. Things became easier after liberation, but still, as he put it, “heavy in their own way.”

He went on and on — about the techniques he studied, masterclasses he’d attended, the people he helped walk again. He was surprised I knew so much about spinal recovery. Time flew. The cafe staff began locking up. I never caught his name. He tried to speak Ukrainian. Everything connected to the enemy filled him with disgust. I was glad I listened. Maybe, for a few hours, he felt lighter.

On my way back, I noticed: a freshly hung mesh net already had a drone caught in it. Cynical revenge for the reputational losses the enemy suffered in recent days. Reputational — because it sadly won’t change the course of the war. The ground offensive continues — supported by tactical aviation — and so does the terror against civilians.

Forget any talk of agreements. In the morning, artillery destroyed a nearby substation — someone plays politics while ordinary people continue to suffer. Not to mention the missile strike on the center of Sumy using cluster munitions.

Right now, I just want silence. A break from the flood of information. We already know — retaliation strikes are coming. But for now, maybe one man felt a bit lighter — just because I listened. Gave him space to speak.