About the Job That Became My Past, Yet Still Lives in Me

📝 Оригинальный текст записи

Хочется сказать несколько слов о моей работе — о той, что сейчас осталась в прошлом. Но я верю: настанет день, когда смогу вернуться, вдохнуть снова свежий морской воздух и ощутить первые лучи солнца на краю света.

Открыв папку с архивами фотографий за многие годы, я мысленно перенёсся в будни прошлых рейсов — как поднимался на мостик, встречал первые лучи солнца на утренней вахте, а вечером провожал его за горизонт, вглядываясь в ночное небо.

Я работал штурманом. Моряк. Не тот, кто смотрит на горизонт издалека, а тот, кто живёт в нём. Я не был в восторге от постоянных отлучек от дома — если быть точным, от жизни в море, вечного движения с одной точки земного шара в другую. Но море стало частью меня. И в какой-то момент я понял: домой возвращаешься другим — не просто уставшим, а переформатированным.

Мне повезло увидеть природу в её первозданной красоте: научиться узнавать океаны и моря по цвету воды, запахам, чувствовать невыносимую духоту тропиков и вдыхать сухой воздух пустынь. Увидеть, как рождаются облака-деды — могучие Cumulonimbus.
Море учит терпению, дисциплине, внутренней тишине. Оно забирает, но и даёт. Там невозможно быть неискренним — оно тебя раскроет.

Помимо красоты, была ещё и стабильность — в зарплате, в относительно предсказуемом графике (иногда сбивалась из-за авралов), но всё же — это давало опору и уверенность в завтрашнем дне.

Последние контракты я начинал утро с песни мореходов из мультфильма Moana. Это был мой способ настроиться, найти ритм. Сейчас музыка звучит лишь там и тогда, где не летают вражеские дроны. Звуки волн, бьющихся о корпус судна, сменились звуками разрывов снарядов и ракет.

Когда стоишь на крыле судна, в лучах заката, обдуваемый ветром — тебя переполняют эмоции. В такие моменты ты остро чувствуешь свободу и живость, почти физически. А потом ты ступаешь на землю — и это тоже момент. Волнующий. Почувствовать под ногами почву, а не металл. Увидеть, как живут люди. Осознать цену простых вещей. Свободное время становится настоящей валютой.
Когда контракт заканчивается — ты начинаешь жить. Хоть на время, но по своим часам.

Сейчас, во время войны, трудно назвать жизнью то, что есть. Не хватает слов.
Утро начинается не с кофе и не с музыки, а с канонады артиллерии. Я не питаю иллюзий по поводу "переговоров". Не чувствуется, что кто-то всерьёз хочет сохранять жизни, защищать инфраструктуру, что есть хотя бы намерение. Время, увы, ещё не пришло — как бы ни хотелось мне и миллионам украинцев.

И всё же я помню, что делало меня счастливым. Одно из самых приятных ощущений — собирать подарки, сладости и просто интересные мелочи из разных уголков планеты и везти домой. Делиться — это часть счастья.
В некоторых компаниях, особенно в яхтенном бизнесе, можно даже взять семью с собой. Это мечта, к которой я ещё надеюсь вернуться. Сейчас же хочется привезти хотя бы самого себя — целым, живым, невредимым.

А ещё в Одессе теперь культ шаурмы. Целые гастротуры по точкам. Все начинки, вкусы, а главное — размеры. Самый популярный — одесский, лопатосянический.
А здесь, где я сейчас, её даже никто не покупает. Делают по норме, без души. После неё нет настроения. А настоящая шаурма — она должна дарить радость.

I want to share a few words about my job — something that now belongs to the past. But I believe the day will come when I’ll return again, breathe in the fresh sea air, and feel the first rays of sunlight at the edge of the world.

Opening a folder of photo archives from over the years, I found myself transported back into the workdays of past voyages — climbing to the bridge, greeting the morning sun on watch, and watching it sink below the horizon in the evenings as I stared into the night sky.

I worked as a navigator. A sailor. Not someone who just dreams about the sea, but one who lived in it. I wasn’t always thrilled about spending so much time away from home — or more precisely, living at sea, constantly moving from one part of the globe to another. But at some point, I realized: every time I came back, I was no longer the same. The sea reshapes you.

I was lucky to witness nature in its purest, untouched form — to recognize oceans and seas by their color and scent, to feel the unbearable humidity of the tropics, to breathe the dry air of deserts, and to watch the mighty Cumulonimbus clouds form in the sky.
The sea teaches patience, discipline, and inner silence. It takes — but it also gives. There's no way to fake it at sea; it reveals your true self.

Beyond the beauty, there was stability — regular paychecks, a relatively predictable work schedule (though sometimes disrupted by emergencies), but enough to give a sense of support and confidence in tomorrow.

In my last few contracts, I started each morning with the voyagers' song from Moana. It helped set my rhythm. Now, music only plays where enemy drones don’t fly. The sound of waves hitting the hull has been replaced by explosions — shells, drones, missiles.

When you stand on the wing of a ship at sunset, with wind rushing past — the emotions are overwhelming. You feel freedom, power, life.
Touching land after months at sea is another powerful moment — to feel earth under your feet instead of steel. To see how people live across the world. To value simple things. Free time becomes a kind of currency.
When the contract ends — that’s when you truly start living again.

Now, in wartime, it’s hard to call this “living.” There are no words.
You wake not to music or light — but to artillery fire.
I have no illusions about “peace talks.” I don't feel a genuine desire from either side to save lives, protect infrastructure, or even preserve a shred of humanity. The time hasn’t come yet — no matter how much I, or millions of Ukrainians, wish it had.

And still, I remember what made me happy. One of the best feelings was collecting gifts, treats, and unique little things from around the world to bring home. Sharing those moments — that was joy.
In some companies, especially in the yachting business, you can even bring your family on board. That’s a dream I still hope to return to.

Right now, I just want to bring back myself — whole, alive, and safe.

And yes — in Odesa, there’s now a cult of shawarma! Full-on food tours dedicated to it. All the fillings, flavors — and most importantly — the sizes. The most famous is the Lopatosyan, the massive Odesa-style.
Where I am now, no one even buys shawarma. It’s made strictly by the book, soulless. It doesn’t leave you with that post-shawarma happiness.
And real shawarma? It’s supposed to bring joy.

Watch on YouTube